На войне нет детства. И детей официально нет. Есть живые и мертвые. Даже раненые – это «еще пока живые». А в концепцию «наведения конституционного порядка» или «контртеррористической операции» детство никак не вписывается. Там для него не нашлось графы.
Этот материал – воспоминания бойца рязанского ОМОНа, побывавшего в командировках в Чечне. О детях на войне – тех, кто меняет солдатам сигареты на патроны, и тех, кто в рваных камуфляжах российской армии меняет патроны на сигареты.

От автора

Написание сего материала спровоцировала ситуация со сделанным мной видеосюжетом, в котором было интервью Хадижат Гатаевой.

После того, как во вступлении я рассказал, что Гатаевы во время войны в Чечне спасали детей, встал вопрос: надо ли вообще об этом рассказывать снова? Хотя сейчас ситуация такова, что Гатаевых, как героев, знают во всем мире больше, чем в России. И второй вопрос: если я делаю сюжет на такую тему, что хочется или плакать, или напиться от стыда, бессилия и ужаса, то что важнее – форма или содержание?

Я выставил все это на суд читателя/зрителя в Живом Журнале. Меня поддержали. Но вопросов меньше не стало. Во что мы превращаемся? Люди, журналисты? Или, чтобы понять, что такое ребенок на войне, и понять, что в этом случае не важно – на каком фоне снято интервью женщины, спасшей десятки таких жизней, надо, как сказала Оксана Челышева из Общества российско-чеченской дружбы, «понюхать пороху»?

Время и старые русские грабли нас не учат. Видимо, пока с нами лично не случится беда, мы не поймем этого. А покуда в самые «смотрибельные» часы на ТВ идет шоу Ксении Собчак или рейтинг «Задницы лучших звезд на Муз-тв», «понюхать пороху» придется еще многим…

Война: «у нас»

– А вас как называть?
– Не понял?
– Ну, по имени или как?
– Дима.
– Можно прямо Дима или дядя Дима?
– Какой я тебе дядя, ты чего? Я сам с армии четыре года назад пришел…

Это диалог с солдатом на посту КПП периметра школы села Зандак, Ножай-Юртовского района Чечни, март 2001 года.

Солдат ВВ, замызганный, в рвано-штопаном камуфляже, таких же «кирзачах», поверх бронежилета БЖЗТ, основные пластины из которого уже аккуратно и тайно вынуты и сложены в блиндаже под ящиком с патронами, в некоей «трикотажной конструкции» из фрагментов старых камуфляжей, видимо играющей роль «разгрузки», стоит и перед тем, как стрельнуть сигарету, раз уж ближайшие три часа здесь на посту будем стоять вместе, решил выяснить, как меня называть.

Это Васька из Грязей (Липецкая область). Потом сдружились. Рассказывал мне, как в Липецке в зоопарк ходил. Потом рассказывал, какие джинсы купит, когда с армии придет: «Я по телеку видел – офигенные! Цвет такой, ну как сказать…»

Про друга рассказывал, который судомоделированием занимается: «Мы на Воронеже с ним тогда такой заплыв сделали! Батарейка сдохла – за катером плыть пришлось, вода холоднющая!»

Смотрю на него – за прошедшее время он ни разу не рассказал про стрельбу, взрывы, ранения, погибших, скотские условия выживания, голод, грязищу, крыс в туалете… Совсем подросток еще, хоть и 19 с лишним лет. У них психика по-другому устроена: он ужас отторгает, пытается представить себе, что он не кусок мяса на непонятной войне, а человек, у которого и прошлое было, и – даст Бог – будущее будет. И хранит это, как может.

Вообще, первое знакомство с солдатами, не считая того, что они нам помогли оружие с боеприпасами разгрузить, когда мы приехали (сразу «расстреляли» у меня две пачки сигарет), произошло утром на следующий день после нашего приезда. Часов в восемь утра открывается дверь в кубрик нашего взвода:

– А сегодня убирать?
– Чего?
– Ну, полы мыть или только подмести?
– ?
– Ну, до вас стояли – мы у них убирались, нам по сигарете за это давали.
– Ни х... себе порядки…

Выяснилось: стоявший до нас в этой школе отряд каждое утро запускал в кубрики солдат, вооруженных тряпками и ведрами с метлами. Те вылизывали помещение за плату – одна сигарета на человека. Вымыть расположение трех взводов могли от одного до трех солдат.

Сначала дали солдату сигарет. Тот подошел к ящику с едой, стоявшему в углу кубрика. На нюх, что ли. При этом мы только приехали, голода еще не было, и «культ еды» еще не наступил. Поэтому ящик был завален сверху оружием и боеприпасами (обычный военный «мусор»).

Солдатик постоял, выдал: «Александра и Соо-оо-фья». Вкусные макароны. Вчера парень притаскивал – кто-то с ваших дал.

Среди груды оружия, гранат, патронов, магазинов, автоматов и гранатометов, голодный солдатский глаз выглядел название пачки макарон быстрого приготовления.

Получив в придачу к сигаретам еще и две пачки макарон («Только выкапывай из-под железок сам!»), он все еще не уходил.

– Может, я все-таки помою?
– Блин, вот ты странный – тебе ж сказали – бери, и ничего не надо, сами сделаем. Ну просто сейчас контрактники увидят, что не занят, – и все…

Солдат стал чуть ли не умолять, чтоб ему разрешили помыть полы. Ведь если его сержант-контрактник знает, чтто тот сейчас «на заработках» у омоновцев на втором этаже школы, и «припахивать» его на какие-нибудь работы типа «покрасить цементом колья на бруствере, чтоб покрасивше», не будет. Если солдат омоновцам не нужен – иди занимайся ИБД.

Дали мы ему возможность убраться. Дверь приоткрыл контрактник ВВ: «Этот у вас? А, моет? Извините, думал, потерялся».

«Ой, дядь Жень! Дядь Сереж! Ой, спасибо, что оставили! Там Рустам (контрактник) опять какое-то издевательство придумал, я лучше тут, при вас, помою… Ой, дяденьки, спасибо!»

Республика ШКИД какая-то, а не армия…

Иду ночью на пост:
– Стой, 4! (Это пароль, нужен отзыв. – Авт.)
– Блин, слышь, я чет отзыв забыл, епрст, свои, рязанский ОМОН.
– Дядь, а у вас сигаретки не найдется?
– Вась, договорились же на «ты»..
– Да я забываю, простите, ой, прости…

Не мир: «местные»

Чтобы вызвать Ильяса, солдаты кидали камни в крышу дома, стоявшего напротив КПП территории школы, в которой мы жили. Если Ильяса не было – выходил его отец, которого все звали Паша. Солдаты, правда, чаще звали его «дядя Паша».

– Дядь Паш! Здрасьте! А Ильяса нету?
– Нет, гуляэт где та. Чэго-та нада?
– Дядь Паш! А можно пачку «Примы»?

Налаженный бизнес. В саманном покосившемся одноэтажном домике «дяди Паши» было окно-витрина. Одно небольшое пыльное окошко, за стеклом которого стояли пустые (образцы) баклажки от пива, скотчем к стеклу были приклеены разные пачки сигарет, жвачки, сухарики и прочая «лоточная мелочь». Ценников не было, цены итак все знали. Например, пиво – 50 рублей 2-литровая бутылка. Какой марки – все равно. Литровая – 35. Поллитровая – 25.

Сосед «дяди Паши», Ханпаша, торговал «крепостью»: кизлярский трехзвездочный коньяк – 25 рублей поллитра, в заводской упаковке. Точно тот  же, что у нас стоит 400-500 рублей. Водка – 30 рублей поллитра, если «на стол» – этикетку можно заказать: «Столичная, Русская, Пшеничная, Кремлевская» и проч. – по настроению.
Водка «делается», естественно, из осетинского спирта. За пять минут бутылка, заказчик пока курит во дворе. Откуда такой ассортимент этикеток – не говорили.

«Дядя Паша» не гордый – пачку «Примы» за семь рублей нес из дома солдату на пост (тот пост не может же покинуть). Мог дать в долг, если не много. Как-то видел «спецоперацию», как солдаты переправляли ему канистру с бензином. Сколько он им за нее дал – не знаю.

Настоящий, «не конденсатный», бензин здесь ценится. Можно, конечно, купить и «ичкербензина», как его здесь называют военные, местного «свежесваренного», машина даже поедет. Правда, как говорил гордый водитель красной «копейки», похожий на Боярского, возившего главу местной администрации Мессирпашу Чапаева: «Мотор перебирать пару раз в года тагда нада».

Но с Ильясом солдаты любили торговать больше. Отец Ильяса не принимал плату боеприпасами. Куда их девал Ильяс – остается только догадываться. Хотя, вариантов-то не особо много.

Вряд ли мальчишки в солдатской форме знают, сколько стоит один патрон 5,45, или 7,62 мм. Наверное, не знал этого и семилетний Ильяс. Кто определил им таксу – неизвестно. За пачку «Примы» давали 5-6 патронов (естественно, снайперский – 7,62 с белой окантовкой – шел дороже). Солдаты в счастье: курева хватит на день, экономить и не особо угощать – на пару дней.

«Бизнес-инкубатор» Ильяс проходил в боевых условиях. Картина:
– Ильяс!
– Гэ!
– Принеси пачку «Примы»!
Приносит.
– Слушай! Была же семь рублей, а я тебе десять давал, а сдача?
– Десять.
– Я знаю – десять тебе давал, сдачу дай?
–Десять стоит.
– Хорош тебе – утром покупал, семь было!
– Десять.
– Ильяс, не отдашь сдачу – я в следующий раз у тебя ничего не буду покупать!
– Давай, в следующий раз тогда не будешь покупать.

Мальчик поворачивается и гордо уходит прочь, солдат стоит на посту. Правда, когда «дядя Паша» пойдет мимо и солдат ему пожалуется, тот вернет служивому три рубля и еще раз предупредит шепотом: «Патроны ему не давайте».

На зачистке «зависли» у одного дома, в котором «вроде только что были и ушли боевики».
«Я бы комендачам гранату к заднице привязывал для ускорения, чтоб быстрей «пейджер-джанов» бегали сцуки!» – матерился товарищ по группе.

Расшифрую: «комендачи» - представители местной комендатуры, которые отдают приказ о спецоперации. Нас поднимают в 5 утра, около 6 утра мы в селе. Вояки подтягиваются, а без «комендачей» начать не можем. Их величества приезжают с опозданием в час. По рожам часто видно, что был «тяжелый опохмел».

За это время «пейджер-джаны» – маленькие быстроногие мальчишки успевают обежать все соседние села и оповестить о зачистке. За это время, думаю, они могли бы уже плакат написать: «Welcome to zachistka!»

В итоге чаще всего мы ходим как идиоты по селам, и встречаются дома, из которых «внезапно все утром уехали на заработки в Дагестан».

Да все всё понимают. И хрен бы с ними – зато целы все. Комендачи, правда, твари, подгоняют к таким домам Урал, и солдаты выносят оттуда все, что можно. Типа – вещдоки. Правда, когда сапер находит в доме растяжку, эти дармоеды показывают нечеловеческие аттракционы скоростного улепетывания на расстояние, безопасное от попадания осколков даже осколочно-фугасного артснаряда.

Сидим с Андрюхой. Вчера был чей-то день рождения. Подсуропили – в таком состоянии на зачистку. Кто ж знал – сегодня в отдыхающей смене должны были быть.

Дико хочется пить. Охраняем сидим дом, из которого солдаты еще немного, и обои будут срезать – тут, мол, боевики были перед нами. Подходит мальчонка лет шести.

– Маршалла хулда.
– Йооо. Малый, не сильны, по-русски умеешь?
– Купить?
– Круто. Вода есть?
– Девять – сладкая.
– Давай бутылку.

Убежал. Через пять минут тащит полуторалитровую бутылку газировки. Отдает. Спасибо. Следом тянет рубль сдачи. «Оставь себе». Не понял. Плохо у них тут с русским языком. Не понял он, что значит: «оставь себе». На землю рубль положил, не спуская с нас глаз. И убежал.

Ни войны, ни мира: все

Как то солдат-идиот баловался чужой СВД (снайперской винтовкой), выстрелил в машину. Касательная по голове переднего пассажира. Молодая девушка на заднем сиденье прожила еще несколько минут. Пуля прошла через крышу, через нее и застряла в багажнике.

На этом же месте спустя несколько дней подорвали наш БТР. Все живы, только ранены.
Увайс, замглавы села, тайно сказал «Мы с вами нормально живем, до вас тут плохие стояли, но мы не сможем теперь мир держать – родня убитой будет мстить. Это не мы. Не ездите больше туда».

Затем солдатам, охранявшим нас сверху горы в секрете, подложили возле костра мину, пока они вдвоем бегали за привезенной с базы кашей на обед.

Мы их отругали за то, что ни вдвоем оставили пост (они сказали: «Ну мы же быстро!»), они набили кашей котелки, полезли наверх, раздался взрыв. Одному солдату (по иронии, оказавшемуся в роте сапером) оторвало ногу. Его обкололи пармедолом и повезли куда-то в ближайший госпиталь. Вечером его сослуживцы сидели на улице и говорили: «Везет Саньке – теперь домой поедет».

***
С доктором впятером потащились на другой конец села – оказывать помощь ребенку. Решать вопрос с врачом из райцентра или с разрешением выдвинуться на броне к нужному дому – можем не успеть. Поперлись на кулички, с разрешения командира, с доктором, по огородам да через ограды, к нужному дому. Никто нас не подстрелил и не взорвал.

Когда помогли ребенку, его родители, живущие в нищете, приглашали всех за стол (соленья, лепешки, варенье, чай). Мы отказались и пошли на базу. На следующий день сосед этого чеченца, ребенка которого спас наш доктор, сдал нашим саперам «закладку» мин и снарядов на дороге, по которой мы каждый день ездили на блокпост. Мощности «закладки» (их было две на небольшом расстоянии) хватило бы, чтобы наш бронированный «Урал», который тяжелее БТР на три тонны, улетел бы от взрывной волны, наверное, в Грузию (благо – рядом).

***
К нашим обратились местные – остановились на обочине у леса. Ребенок пошел в туалет. Сработала мина. К нему ринулась мать, тоже подорвалась, но еще жива, стонет и плачет.
На место полетели наши ребята. Первыми в цепочке шли два сапера. У опытного, шедшего впереди, развязался шнурок. Он остановился, второй сапер обошел его, возглавив цепочку. Через несколько метров ему оторвало ногу. Пока его тащили, он кричал: «Я же ее видел!»

Местных не спасли. Но ночных обстрелов стало меньше.

***
На зачистке, в нищем доме с земляными полами, заметили, что по комнатам бегает много детей.

Хозяин отвечает – семеро.

– Ты счастливый человек! Вон детей сколько.
Да, счастливый (вздыхает), как так получается – не знаю…

***
Утро, блокопост. Готовим есть. Приготовили. Через десять минут делегация солдат из соседней части вояк. Уже «прикормленные» солдатики.

– Здрасьте.
– Здарова.
– А у вас сигаретки не найдется?
– Вчетвером за сигаретой пришли? Тарелки хоть взяли?
– Одну (смущенно).
– Давай сюда – с одной тогда поедите. Сигареты – вот две пачки, больше пока нет – раздай пацанам, мы себе найдем.
– Дядь Сереж, а правда, Чечню чеченцам отдадут и мы домой поедем? Мама пишет – спрашивает…

***
Едем на блокпост, остановились набрать воды у колонки в средней части села, рядом с подбитым танком. В очереди за водой стоят девочки лет по 12-13 с ведрами. Мы подходим к колонке, оружие оставили в машине, идем медленно. На нас смотрят глаза, полные ужаса. Когда между нами осталось метров пять, девочки бросают ведра и убегают за соседний дом.

– Девчонки, вы чего? Да набирайте. Мы подождем!
– Им с вами рядом даже стоять нельзя, – отвечает с большим акцентом старушка возле дома, за который спрятались дети.

Когда мы набрали воду, кто-то предложил: «Давай им ведра наберем». Набрали, поставили у колонки, еще раз проверили подбитый танк (однажды заметили, что его башня со стволом вдруг за ночь развернулась в сторону нашего расположения – через ствол можно что-нибудь запустить, например НУРС – саперы рассказывали). Пошли к машине. Поехали. Сколько было видно до следующего поворота на серпантине – к ведрам никто не вышел. Думаю, и воду они, наверное, вылили.

Грозненские ангелы

Вот пост из Живого журнала Оксаны Челышевой, замруководителя закрытого в России и вновь открытого в Финляндии Общества российско-чеченской дружбы:

«…Коротко о Гатаевых: с 1996 года Хадижат и Малик спасли сотни детей. Сама выросшая в интернате, Хадижат не могла оставить детей на улице и под бомбежками. С 1999 года часть семьи – а детский дом Гатаевых был именно семьей – перебралась в Литву, где до поры до времени чеченцев привечали. В 2008 году случилась беда: полиция безопасности Литвы решила бороться с террористической угрозой при помощи давно опробованных ГПУшных методов фабрикации дел. В октябре того года Гатаевых арестовывают при помощи подсадной утки: одна из бывших воспитанниц клюнула на приманку в виде обещаний сладкой жизни и устроила «концерт по заказу». Потом началась обработка угрозами, шантажом, запугиваниями остальных взрослых бывших воспитанников. Часть сломалась. Часть выстояла. Те, кто не сломался, вынуждены были бежать из Литвы. Те, кто сломался, постепенно стали каяться. Так что к настоящему моменту предателей осталось только двое – дура, которая поверила лапше о жизни в золоте, да ее сестра. Но семья разогнана, разрушена,  и до конца этой истории еще очень далеко.

Да, удалось вытащить Хадижат и Малика из тюрьмы. Но доблестные литовские чекисты сейчас мерзко мстят. Хадижат и Малику нужна помощь. И бывший российский солдат в Чечне, ныне журналист, Дмитрий Флорин на помощь к ним пришел.

Сюжеты, которые Дима снимал в Финляндии, где Гатаевы ждут решения миграционных властей о предоставлении им защиты от властей Литвы (!) – не просто новости. Это – часть кампании в защиту их свободы, их семьи из детей разных национальностей, их честного имени.

Теперь же Дмитрий с трудом пробивает дорогу для этих сюжетов. Редактора говорят: «А о чем они? А зачем они?»

Сюжет с Маликом Гатаевым все-таки получил путевку в жизнь. Но вот с сюжетом с Хадижат, над которым он сейчас работает, – проблема. Именно поэтому Дима просит совета. Ему нужны ваши мнения, чтобы он смог продолжить «воевать за сюжет». Он решил сделать анонс сюжета на youtube, собрать мнения и продолжить разговор с редакцией.

Дмитрий мне написал: «Я своим пытался объяснить – что сюжет не для левого ютубовца, которому раздел «Приколы» нужен или «Боевик подорвался на мине», а для тех, кто или в теме, или такой человек, способный к состраданию. Может, стыдно еще кому станет за то, что такие люди такому подверглись. Ну, чтобы все поняли – что мы следим, мы знаем, мы их уважаем, мы всем про них расскажем, и если их не оставят в покое, мы молчать не будем».

Может, таким «идеализмом» отличаются только те, что пороху понюхали, как солдат Флорин в Чечне?»

Это здесь: https://mirror-wolfe.livejournal.com/1927.html

***
Еще несколько месяцев назад я не знал про Гатаевых НИЧЕГО. Как я попал в эту тему – не помню.

Вышло так, что погрузился. Затем эта поездка в Финляндию, которая очень сильно на меня подействовала. Я разговаривал с людьми, которые в Первую чеченскую воевали за Ичкерию. Представьте мое состояние.

Тем не менее, есть надежда. Между русскими и чеченцами. О чем мы разговаривали и как все проходило – это отдельная статья, которая, надеюсь, привлечет внимание. Может быть, это поможет понять, что война – не выход. Мы можем разговаривать.

Когда я сказал про приглашение в Финляндию главному редактору, тот ответил что-то типа: «Это те самые Гатаевы, про которых вышла очень популярная в Европе книжка? Конечно – поезжайте!»

Вот так. Не люди, а книжка. Время такое?

На днях началась эта история с сюжетом, «который не понравился». Вот он: https://youtube.com/watch?v=pq4b3w_OxC8 

Сколько сотен людей его уже посмотрели – не суть важно. Я бы выделил такую вещь: к подобным делам, как история о Гатаевых, оказывается, можно подходить с общим «информационным мерилом». «Фон за спиной не такой. А где дети плачущие, которые Хадижат мамой называют? А где…»

Возможно, начав работать в 91-м году, помня, когда интерес зрителя/читателя был на первом месте (в отличие от нынешнего интереса учредителя/редактора), слишком сильно вошел в тему. Мне это стало ОЧЕНЬ не все равно. Может быть, если бы я не попал по воле государства на ту войну, я бы не относился к этому так.

Но теперь не могу. Есть надежда. Этот «анонс сюжета» про Хадижат Гатаеву разместили у себя, помимо людей более чем из десяти стран, люди, которые во время войны в Чечне были в противоположных окопах.

Может, дети – это то, что нас объединит? Ради кого тогда мы что-то делаем? Если страдают и погибают дети…

Думаю, «дело Гатаевых» уже давно вышло за пределы даже Европы. То, что известные всему миру кинорежиссеры снимают про них фильмы, пишут в их защиту письма президентам разных стран, да просто отдают им свои квартиры и дома для проживания, депутаты Европарламента также пишут письма в защиту Гатаевых руководству Финляндии, – уже дело не в этом. Тут вопрос в том, думаю – понять, что для людей нынешнего времени ценнее. Дети, прошлое которых уничтожено войной вместе с их родителями и детством и будущее которых непонятно, или политические интриги, игры спецслужб, плохой задний фон на интервью Хадижат?

Неужели всем надо пройти через войну, чтобы понять, что ДЕТИ ВОЙНЫ – это самое страшное, что вообще может быть…

И не важно, какие дети – дети чеченцев или дети русских. Может, хватит?

P.S. Статья посвящена детям войны. И посвящение это идет сразу после минуты молчания по детям Беслана. Они тоже дети войны.

P.P.S. Одно время опустились руки – оказывалось, что материалы про Чечню, материалы такого рода, а не: «Сегодня в Чечне произошло то-то, по словам эксперта-правозащитника-политолога Пупкина это может говорить о том, что, возможно, не исключено, по мнению некоторых, это способно привести к….» Такие материалы не нужны. Нужны информповоды, спикеры, эксперты, политологи, комментарий источников, баланс мнений и т. п.

В итоге порой звонишь очередному болтоглоту-эксперту-политологу, а он такую ахинею несет!

И во что мы превращаемся? В бездушно-пластилиново-пусто-цензурно-циничное «информстадо»?

Слава богу, не везде. Если в обезумевшей столице такие статьи о Чечне, как я писал в рязанской «Новой газете» почти десять лет назад, еще будучи на службе в органах, и не нужны никому, они нужны в других регионах. Там, где еще не всё «обинформационилось». Где еще есть люди.

Спасибо сайту «В Ракурсе» и газете «Правда Хакасии», выразивших готовность к публикации подобных материалов (собственно, не только готовность – публикации уже есть). А время и люди рассудят.